Слышны разговоры об еще одном госте, который не то должен прийти, не то нет, но Селия пропускает его имя мимо ушей.
Она чувствует себя немного не в своей тарелке, оказавшись в компании людей, которые давно друг друга хорошо знают. Но Тсукико удается вовлечь ее в разговор, а мистер Баррис так внимательно ловит каждое сказанное ею слово, что Лейни начинает его поддразнивать.
Несмотря на близкое знакомство с Селией, с которой он неоднократно встречался и вел длительную переписку, мистер Баррис весьма правдоподобно делает вид, что они едва знакомы.
– Вам следовало бы стать актером, – украдкой шепчет она, улучив момент, когда их никто не может услышать.
– Я знаю, – отвечает он, трагически сдвигая брови. – Как жаль, что я упустил свое истинное призвание.
Прежде Селии почти не доводилось беседовать с сестрами Берджес. Поскольку Лейни куда словоохотливее Тары, Селии удается довольно много узнать о том, какую роль они сыграли в формировании облика цирка. В отличие от костюмов мадам Падва и инженерных достижений мистера Барриса, их вклад не столь заметен, хотя и касается почти всех аспектов.
Запахи, музыка, свет. Даже вес бархатной портьеры при входе. Они постарались сделать так, чтобы все было органично и легко.
– Мы хотели, чтобы были задействованы все органы чувств, – говорит Лейни.
– Некоторые чуть больше, чем другие, – добавляет Тара.
– Верно, – соглашается ее сестра. – Люди часто недооценивают запахи, а ведь именно они лучше всего пробуждают воспоминания.
– В том, что касается создания атмосферы, им нет равных, – замечает присоединившийся к беседе Чандреш, забирая у Селии пустой бокал и протягивая ей полный. – Они обе просто гениальны.
– Весь фокус в том, чтобы все было сделано как будто ненароком, – шепчет Лейни. – Чтобы все казалось естественным.
– Чтобы во всем было единство, – подытоживает Тара.
У Селии мелькает мысль, что собравшейся компании они оказывают аналогичную услугу. Она сомневается, что эти встречи продолжались бы так долго уже после открытия цирка, если бы не их заразительный заливистый смех. Они умеют вовремя задать нужный вопрос, чтобы поддержать разговор, заполняя малейшую паузу, стоит ей возникнуть.
Являясь их полной противоположностью, мистер Баррис со своей серьезностью и внимательностью уравновешивает их энергичность.
Заметив легкое движение в коридоре, которое все остальные могли бы принять за отражение в зеркале или списать на дрожащее пламя свечей, Селия сразу понимает, в чем дело.
Незаметно она выскальзывает из гостиной и попадает в расположенную напротив неосвещенную библиотеку. Слабый свет исходит лишь от изображающей закатное солнце витражной панели на стене, окрашивая ближайшие к ней стеллажи в теплый цвет, а остальная часть помещения погружена во тьму.
– Могу я хотя бы один вечер провести в свое удовольствие, чтобы ты не следил за мной? – шепотом обращается Селия в темноту.
– Я считаю, что ты зря тратишь время на светские рауты подобного рода, – отвечает отец.
Тускло-красный луч заходящего солнца выхватывает из темноты часть его лица и кружево рубашки.
– Ты не можешь каждую минуту указывать мне, что делать, папа.
– Ты теряешь концентрацию, – заявляет Гектор.
– Я не могу потерять концентрацию, – возражает она. – Помимо создания новых шатров и аттракционов я активно воздействую на значительную часть цирка. Который, к слову, сейчас закрыт, если ты не заметил. И чем лучше я узнаю этих людей, тем легче мне будет вкладывать свою силу в то, что ими создано. А цирк создан ими.
– Полагаю, это разумная мысль, – признает Гектор, и хотя в комнате слишком темно, чтобы разглядеть выражение его лица, Селия уверена, что, несмотря на эти слова, он сердится. – Однако будет полезно напомнить, что у тебя нет оснований доверять кому бы то ни было в той комнате.
– Папа, оставь меня в покое, – вздыхает Селия.
– Мисс Боуэн? – неожиданно раздается у нее за спиной, и, обернувшись, она обнаруживает, что в дверях, внимательно глядя на нее, стоит секретарь Чандреша. – Ужин сейчас подадут. Возможно, вы захотите присоединиться к остальным гостям.
– Прошу прощения, – извиняется Селия, бросая быстрый взгляд в темноту, но отец уже исчез. – Эта библиотека так огромна, что я потеряла счет времени. Не думала, что мое исчезновение кто-то заметит.
– Уверяю, рано или поздно его бы заметили все, – говорит Марко. – Но я вас понимаю. Я и сам терял здесь счет времени. Неоднократно.
Дружелюбная улыбка, которой он сопровождает свои слова, застает Селию врасплох, поскольку ей редко доводилось видеть на его лице какое-то иное выражение кроме сдержанной заинтересованности и временами некоторой нервозности.
– Спасибо, что потрудились позвать меня, – говорит она в надежде, что она не единственный посетитель особняка Лефевров, который разговаривает сам с собой, в то время как ему полагается увлеченно листать страницы книг при отсутствии достаточного освещения.
– Полагаю, они думают, что вы растворились в воздухе, – замечает Марко, проходя по коридору. – Однако я решил, что вряд ли дело в этом.
Он распахивает перед ней дверь, пропуская в гостиную.
Селию усаживают между Чандрешем и Тсукико.
– Это куда лучше, чем провести вечер в одиночестве, не так ли? – спрашивает Тсукико и расплывается в улыбке, когда Селия кивает в ответ.
Во время перемены блюд, вызывающих ее искреннее восхищение, Селия развлекается тем, что пытается разгадать, какие отношения связывают присутствующих. Она прислушивается к разговорам, подмечает эмоции, скрываемые за смехом и светской беседой, запоминает, на ком задерживаются взгляды.
С каждым выпитым бокалом вина Чандреш все чаще посматривает на своего обаятельного секретаря, и Селия подозревает, что мистер Алисдер, неподвижно стоящий в некотором отдалении, тоже это замечает, хоть и не подает виду.
Три перемены блюд уходит у нее на то, чтобы определить, к какой из сестер Берджес мистер Баррис испытывает большую симпатию, но к тому моменту, когда на столах появляются тарелки с очередным деликатесом, оказавшимся на поверку перепелами, приправленными корицей, ее догадка превращается в уверенность, хотя она все еще не может понять, знает ли Лейни о его чувствах.
Все присутствующие называют мадам Падва Tante, хотя она скорее производит впечатление матери всего семейства, а не тетушки. Когда Селия, обратившись к ней, называет ее Madame, все взгляды удивленно устремляются на нее.
– Слишком благообразно для циркачки, – замечает мадам Падва, блеснув глазами. – Нам придется слегка распустить твой корсет, если мы и впредь собираемся водить с тобой дружбу.